ВАС УДИВЛЯЕТ, что я так боюсь сквозняков?.. что уже на пороге
выстуженной комнаты меня бросает в дрожь?.. что мне становится дурно,
когда на склоне теплого осеннего дня чуть повеет вечерней прохладой?
Про меня говорят, что холод вызывает во мне такое же отвращение, как у
других людей -- мерзостный смрад; отрицать не стану. Я просто расскажу
вам о самом кошмарном эпизоде моей жизни, - после этого судите сами,удивительно ли, что я испытываю предубеждение к холоду.

Многие думают, будто непременные спутники ужаса — тьма, одиночество и безмолвие. Я познал чудовищный кошмар средь бела дня, при ярком свете, в забитом людьми банальном дешевом пансионе, расположенном в самом центре огромного шумного города; я испытал немыслимый страх, несмотря на то, что рядом со мною находилась хозяйка этих меблированных комнат и двое крепких парней. Произошло это осенью тысяча девятьсот двадцать третьего года в Нью-Йорке. Той весной мне с трудом удалось найти себе дрянную работенку в одном из нью-йоркских журналов; будучи крайне стеснен в средствах, я принялся обходить дешевые меблирашки в поисках относительно чистой, хоть сколько-нибудь прилично обставленной и не слишком разорительной по цене комнаты.

Скоро выяснилось, что выбирать особенно не из чего, однако после
долгих изматывающих поисков я нашел-таки на Четырнадцатой Западной
улице дом, вызывавший несколько меньшее отвращение, чем все те, что
были осмотрены мною прежде.
Это был большой четырехэтажный особняк ... Читать дальше »

Стояло лето 1793 года, был славный вечер - небо и облака слились в однородный великолепный поток. Сияние небес отражалось на широкой груди Заале - реки, что, протекая мимо Иены, ниже впадает в Эльбу, которая несет воды дальше и в конце концов теряется в Северном море. На берегу, не более чем в миле от Иены, сидели два человека, наслаждаясь прелестной прохладой. Их одежда была весьма примечательна и вполне говорила об их занятиях. Собольи воротники и шапочки из черного бархата, длинные волосы, ниспадающие на плечи и спины, и шпаги на правом боку показывали, что эти двое студенты Иенского университета.

- Такой вечер, - сказал старший юноша, обращаясь к товарищу, - а ты здесь? Фирза должна быть весьма обязана тебе за твое внимание. Тоже мне, возлюбленный!
- Фирза уехала с матерью в Карлсбад, - ответил его товарищ, - так что можешь умерить свое удивление.
- Так далеко, что я удивляюсь еще больше. Истинному влюбленному неведомы 
понятия пространства. В Карлсбад! Да это же не дальше, чем... Смотри! Кто 
это к нам пожаловал?
Пока они говорили, к ним приблизился маленький старичок в одеянии из 
коричневой саржи, которое наверняка уже немало ему послужило. На нем была 
конусообразная шляпа, а в руке - старинная трость с золотым набалдашником. 
Черты лица выдавали почтенный возраст. Но его тело, хотя и весьма худощавое, 
явно было крепким и здоровым. Глаза были необычайно большими и яркими, а 
волосы, не соответствуя в некотором отношении остальн ... Читать дальше »

Гернсвольский замок в конце 1655 года был местом светских 
развлечений. Барон Гернсвольф был самым могущественным дворянином в 
Германии. Его имя прославили патриотические деяния сыновей и красота 
единственной дочери. Поместье Гернсвольф, располагавшееся среди Черного 
леса, было пожаловано за верную службу одному из его предков государством и перешло вместе с другими наследными имениями семье нынешнего владельца. Это был готический особняк, возведенный согласно моде тех времен в пышном стиле и состоящий главным образом из темных извилистых коридоров и залов со сводчатыми потолками и гобеленами на стенах - величественных, но плохо приспособленных для личного удобства по причине их мрачной величины. Темный сосновый лес окружал замок со всех сторон и придавал местности угрюмый вид, который редко оживлялся светом солнца. Колокола замка радостно зазвонили при наступлении зимних сумерек, cтража была поставлена на башнях, чтобы оповещать о приезде гостей, 
приглашенных разделить веселье, царящее в этих стенах. Единственной дочери 
барона Клотильде только что исполнилось семнадцать лет, и было приглашено блистательное общество, дабы отпраздновать ее день рождения.

Для приема многочисленных гостей были открыты большие сводчатые залы. Вечерние забавы едва начались, когда часы на тюремной башне пробили с необычайной торжественностью, и в тот же миг в бальном зале появился высокий чужестранец, облаченный в таинственный черный костюм. Он учтиво поклонился, но к нему ... Читать дальше »

Есть темы, проникнутые все покоряющим интересом, но слишком ужасные, чтобы стать законным достоянием литературы.

Обыкновенно романисту надлежит их избегать, если он не хочет оскорбить или оттолкнуть читателя. Прикасаться к ним подобает лишь в том случае, когда они освящены и оправданы непреложностью и величием истины. Так, например, мы содрогаемся от "сладостной боли", читая о переправе через Березину, о землетрясении в Лиссабоне, о чуме в Лондоне, о Варфоломеевской ночи или о том, как в калькуттской Черной Яме задохнулись сто двадцать три узника. Но в таких описаниях волнует сама достоверность - сама подлинность - сама история. Будь они вымышлены, мы не испытали бы ничего, кроме отвращения.

Я перечислил лишь некоторые из знаменитейших и величайших исторических трагедий; но самая их огромность потрясает воображение ничуть не меньше, чем зловещая сущность. Мне нет нужды напоминать читателю, что из длинного и мрачного перечня людских несчастий я мог бы извлечь немало отдельных

свидетельств подлинного страдания, гораздо более жестоких, нежели любое из этих всеобщих бедствий. Воистину, настоящее горе, наивысшая боль всегда единственны, неповторимы. И коль скоро испить до дна эту горькую чашу приходится лишь человеку, а не человечеству -- возблагодарим за это милосердного творца!
Погребение заживо, несомненно, чудовищнее всех ужасов, какие выпали на долю смертного. И здравомыслящий человек едва ли станет отрицать, что это случалось часто, очень часто. Грань, ... Читать дальше »